Сразу после окончания Московского геологоразведочного института я с 1931 по 1935 год вел гидрогеологические и инженерно-геологические исследования в Восточной Сибири в системе Восточно-Сибирского ГГУ (Чита, Иркутск), занимался разведкой источников водоснабжения недавно тогда открытого Хапчерангского оловорудного месторождения, комплексного Шерловогорского месторождения, Калангуйского флюоритового месторождения и золоторудного месторождения Ключи. Все эти места расположены в области вечной мерзлоты, что требовало новой, тогда совершенно не разработанной, методики разведки подземных вод. Многие отчеты по этим работам послужили методической основой для дальнейших разведок. В эти же годы я провел первые инженерно-геологические исследования на Мало-Разводнинском створе Ангарстроя (впоследствии на этом створе и была возведена Иркутская ГЭС). С применением новой методики графических измерений трещиноватости скальных пород мне посчастливилось одним из первых гидрогеологов исследовать термальные источники крайнего юга Восточной Сибири.

Таким образом, уже первые годы самостоятельной работы в сложном в гидрогеологическом отношении регионе, определили дальнейшее основное направление моих исследований в области регионального и инженерно-геологического мерзлотоведения.

В 1935 году меня перевели в аппарат Главгеологии (Москва) в геолого-производственный отдел на должность старшего инженера, где я работал под руководством П.К.Игнатовича и А.А.Бакирова до 1937 года. Эта работа, связанная с гидрогеологическими консультациями, рассмотрением программ разведок и производственных отчетов, дала возможность ознакомиться с различными гидрогеологическими условиями СССР, научила разбираться в проблемах широких региональных исследований.

В 1937-1938 годах я работал в "Спецгео" по тематике, касающейся Забайкалья, а затем перешел в Горногеологическое управление Главсевморпути, где занимался, главным образом, вопросами мерзлотных станций, созданных впервые в СССР по инициативе основоположника мерзлотоведения М.И.Сумгина, академиков О.Ю.Шмидта и В.А.Обручева. С этого времени я прочно связал свои научные интересы с изучением многолетнемерзлых пород.

В 1939 году, в связи с реорганизацией ГУСМП, мерзлотные станции (Чукотская, Якутская, Игарская) были переданы в ведение Комитета по вечной мерзлоте АН СССР. Я был одним из инициаторов этой передачи и сам также перешел в систему АН СССР, в КОВМ, реорганизованного впоследствии в Институт мерзлотоведения им.В.А.Обручева, где проработал до 1963 года, проводя мерзлотные исследования в Центральной Якутии, Забайкалье и на Дальнем Востоке.

Крупной работой, в которой я участвовал, было открытие мощного Якутского подмерзлотного артезианского бассейна (1940 г), за которую основные авторы этих исследований (Н.И.Толстихин, В.М.Максимов, П.И.Мельников, П.А.Соловьев, А.И.Ефимов) были утверждены первооткрывателями. Эта работа имела принципиальное значение в гидрогеологии, так как доказала наличие пресных подземных вод под мощной (300-400-м) толщей сплошных мерзлых пород, что было предметом длительных научных дискуссий. Подмерзлотные воды явились существенным источником водоснабжения засушливых районов ЯАССР и города Якутска.

В годы Великой Отечественной войны я работал в должности заместителя начальника Забайкальской экспедиции, проводившей инженерно-геологические и гидрогеологические исследования на объектах Забайкальского военного округа (впоследствии Забайкальского фронта). Одним из теоретических результатов этих работ было региональное изучение временного гидродинамического (криогенного) напора, возникающего в грунтовых водах в период глубокого зимнего промерзания пород, что имело существенное значение для строительства и позволило сделать ряд выводов о режиме подземных вод. Эти исследования впоследствии послужили темой моей кандидатской диссертации, защищенной в 1946 году. В ней доказано существование особого "забайкальского" типа режима грунтовых вод. К этому же периоду относится изучение гидрогеологических условий Харанорского артезианского бассейна, являющегося основным источником водоснабжения для оловорудного месторождения и ряда площадок строительства на бугристых марях в Забайкалье и Хабаровском крае.

В 1944 году я вновь вернулся в Якутск, где проводил научно-организационную работу в качестве заместителя начальника Якутской мерзлотной станции и занимался изучением термокарстовых озер, подмерзлотных вод, температурного режима пород во многих районах Якутии. В ряде моих публикаций многие региональные закономерности были освещены впервые, например, взаимосвязь подземных и поверхностных вод, классификация термокарстовых озер, своеобразные условия питания подземных вод, наличие переохлажденных соленых вод под толщей многолетнемерзлых пород. Некоторые из этих вопросов вошли впоследствии в учебники по гидрогеологии.

В 1957-1963 годах я работал в качестве старшего научного сотрудника в Институте мерзлотоведения им.В.А.Обручева АН СССР в Москве и участвовал в экспедиционных исследованиях в Якутии ( на алмазной трубке "Мир", на газовом месторождении в устье р.Вилюй). Много работ этого периода посвящены методике мерзлотно-гидрогеологических исследований в области распространения многолетнемерзлых пород, особенностям использования подземных вод в народном хозяйстве. Мне довелось участвовать в составлении и научном редактировании методического пособия "Полевые геокриологические (мерзлотные) исследования", "Методическое руководство по гидрогеологической съемке", в работах Первой (США) и Второй (СССР) международных конференциях по мерзлотоведению.

В 1963 году, в связи с реорганизацией Института мерзлотоведения им. В.А.Обручев я перевелся в Институт гидрогеологии и инженерной геологии (ВСЕГИНГЕО) в отдел региональной гидрогеологии.

Во ВСЕГИНГЕО меня назначили одним из основных руководителей коллектива гидрогеологов, составлявших 45-ти томную монографию "Гидрогеология СССР". Являясь членом Главной редколлегии этого уникального труда, я принимал участие в работе, как ведущий редактор, являлся автором разделов, рецензентом ряда томов и входил в авторский коллектив трех выпусков Сводного тома монографии, оставаясь при этом и членом Главной редколлегии теоретического труда по основным проблемам гидрогеологии. Многие вопросы, которыми я продолжал заниматься во ВСЕГИНГЕО, связаны с закономерностями формирования подземных вод в области многолетнемерзлых пород и влиянием человеческой деятельности на гидрогеологические и геокриологические условия.

За период трудовой деятельности мною опубликовано 55 работ (общий объем около 50 п.л.), составлено 60 научных отчетов, несколько десятков отзывов на диссертации, книги, отчеты, отредактировано 30 книг и карт, охватывающих различные отрасли гидрогеологии и написано около 20 научно-популярных статей и заметок в газетах и журналах ("Социалистическая Якутии", "Природа" и др.). Мне довелось работать в ряде ученых советов и комиссий, (членом секции Ученого Совета ПНИИСа, НТС отдела региональной гидрогеологии и отдела геокриологии ВСЕГИНГЕО, Междуведомственной комиссии по подземным водам Сибири и Дальнего Востока, рабочей группы СССР по составлению карты подземного стока Восточной и Центральной Европы).

Всерьез занимаясь наукой, я всегда в душе оставался лириком и поэтому мне очень захотелось дополнить этот текст чем-то более душевным. Так много вдруг всколыхнулось в памяти об "якутских годах". У меня их 12-15. Для многих из современных сотрудников ИМЗ такие цифры ничтожны. Но для меня мои 12 очень существенны, даже "судьбоносны". Хотелось бы написать о них много, но не по геокриологической теме, а по человеческой, "пейзажной", о встречах, людях, каких-то событиях (веселых и грустных), о дружбе в коллективе ... Но сейчас мне это трудно. Пока ограничусь следующим:

1) В Якутске, в 40-50-х годах, я написал десяток заметок, статеек по геологическим и мерзлотным исследованиям. Печатались они в местных газетах: "Социалистическая Якутия", "Кыым", "Молодой коммунист". Помнится, в одной такой статейке, обращаясь к молодым якутянам, выбирающим после школы путь жизни, я призывал их к геологии. Пытался доказать, что геология интересна неожиданными, полезными решениями важных проблем, а совсем не приписываемым ей "лихими приключениями", которых нужно и можно избегать тем, что "следует в наибольшей степени все заранее предусмотреть и действовать всегда в дружном коллективе". Вроде бы, верная мысль, хотя и не новая! Во всяком случае, у меня лично, "лихих" приключений не было, а интересного было очень много. Не рисковал? Ну, это как сказать.. Но, вообще-то, такая черта "умственной" предусмотрительности у меня самого часто переходила в некую боязнь будущих, предполагаемых трудностей. Так бывало и в Якутии (раза два или больше?). Я писал "трагические" письма в Москву, в институт, все казалось ужасным, плохим, невыполнимым... К счастью, товарищеское, внимательное, спокойное отношение и добрые советы якутских друзей-сотрудников, прекращали это мое "упадочное" настроение; все сложности преодолевались, дело заканчивалось благополучно, даже с успехом.

2) Когда я закончил перепечатку материалов своей биографии, поставил точку и дату "3 апреля 1994 г.", то вдруг сообразил, что ведь это День Геолога! Хорошая дата. Неспроста это. И сразу еще раз вспомнился Якутск. Это было в 1967 году, я приехал в Якутск весной и, по "журналистской привычке", поместил в первоапрельский номер стенгазеты "Мерзлотовед" заметку, которую решаюсь привести теперь, так как срок давности (почти 30 лет!) позволяет это сделать, да и смысл заметки, вроде бы, не так уж устарел. Итак: "Под утро Первого апреля... извините...! Под утро кануна Дня Геолога меня посетил Домовой - хозяин каждого старого дома. Живу я в комнате для приезжающих в одном из старейших домов института (таких осталось всего два-три), построенного около трети века тому назад. Кого и чего только не перевидал этот старый "лабораторный" дом! Как же не быть здесь Домовому? Поговорили мы о старине, вспомнили как работали тут при свечах и керосиновых лампах, как сами топили печи мерзлыми лиственничными дровами ("Запах их до сих пор чую", - признался Домовой). Было, что вспомнить! О посещении этого дома самим Михаилом Ивановичем. О том, как вот здесь, я в 40-м организовывал отряд по изучению ископаемого льда в Абалахе. ("Это по фирновой теории, что ли?" - уточнил Домовой, - "эх, и дилетант же ты был, а еще с бородой".). Вспомнили о строительстве своими силами полуподземной баньки, в печурке которой для подачи пара была вмазана украденная нами где-то чугунная плита с надписью: "Под сей плитой лежит тело купца первой гильдии...". Много чего вспомнили. Под конец Домовой мне говорит: "Слухай! К нам в институт (ишь ты! В штат института себя зачислил, - подумал я) столько корреспондентов всех мастей наезжало, столько разных вопросов они задавали, что мне самому страсть как охота кого-нибудь проинтервьюировать" (Домовой, не споткнувшись, сказал это слово. Культура!). -Ответь-ка мне на три вопроса, но с условием: сперва отвечай как будто ты перенесся в 1940 год, а потом уж на современном уровне 1967 года. Идет?

Насколько помню, на вопросы Домового я отвечал так:

Вопрос 1: - Что произвело наибольшее впечатление?

Ответ: -В 1940 году - зеленые просторы тайги, аласы как греческие древние цирки, нежные солнечные зори, Русский Сфинкс - мерзлота аж в 300 метров. -В 1967 году - люди, их напористость, техника, многоэтажные здания со всеми городскими удобствами. 300 метров толщи мерзлоты уже не удивили, к сожалению.

Вопрос 2: -Твои мечты по приезду в Якутск?

Ответ: -В 1940 году - узнать сразу и побольше о вечной мерзлоте. -В 1967 году - Дай Бог разобраться в том обилии, что накопилось по изучению геокриолитозоны Якутии. Чем больше исследуют, тем больше новых вопросов возникает.

Вопрос 3: - Какие имеешь пожелания?

Ответ: -В 1940 году - чтобы Якутская мерзлотная экспедиция стала Мерзлотной Станцией со штатом 22 человека. -В 1967 году -Да сопутствует коллективу якутских мерзлотоведов в 250 человек (или больше?) удача в накоплении фактов и в их обобщении на благо Науки, и дружба и счастье в коллективе.

Домовой какой-то палочкой записал мои ответы в воздухе, потрепал меня по плечу своей трехпалой мохнатой лапой, глубоко вздохнул ("Увидимся ли еще с тобой?") и ... исчез. А я, проснувшись, стал записывать этот первоапрельский вещий сон.

Прошло чуть ли не треть века, а я могу уверено повторно подписаться под моим ответом на вопрос N3 за 1967 году. Теперь - в 1994 году в День Геолога. К сожалению, заочно.

От редакции: Получив от Адриана Ивановича изложенные выше воспоминания о годах научных исследований, о его газетных статьях - обращенных к молодежи и о весьма оригинальной статье в стенной газете института, авторский коллектив данного сборника не мог не поместить здесь его весьма не ординарный и единственный в своем роде (по стилю изложения) отзыв на докторскую диссертацию Н.П.Анисимовой. Этой защитой открывался только что созданный докторский ученый совет в Институте мерзлотоведения СО РАН в 1985 г.

ОТЗЫВ
на реферат диссертации на соискание ученой степени доктора геолого-минералогических наук Анисимовой Н.П. "Гидрогеохимические закономерности криолитозоны" /УДК 551.491.4+551.345/, защищаемой на специализированном Совете ДООЗ.48.01 12.X1.1985 в г.Якутске.

Рассмотренные в автореферате Анисимовой Н.П. вопросы гидрогеокриохимического изучения криолитозоны представляют несомненно новое, исключительно перспективное в практическом отношении, научное направление, которое....

Впрочем - конечно не так! Писать официальный отзыв я, к счастью, не могу, так как: 1 - Какое учреждение заверит мне отзыв, да еще в двух экземплярах? 2 - Где я возьму печать для того, чтобы доказать подлинность его (отзыва) и мою фамилию (А.И.Ефимова)? 3 - Зачем умножать число отзывов на автореферат Анисимовой Н.П. еще одним официальным, логически обоснованным, сухим, бесстрастным отзывом? Нет и нет! В данной ситуации нужен отзыв другой системы мышления.

В советском искусствоведении, например, сейчас будируется мысль о том, что, выясняя качества того или иного художника, критик должен, в первую очередь, установить выражает ли его картина Идеал художника, его жизненную позицию, его мировоззренческие стремления. Могут быть картины профессионально "гладкие", на модную тему, в дорогих рамах и дорогой ценой..., а искусства-то в них и нет! Все богатство явлений действительности покрыто в таких картинах некоей расплывчатой дымкой, за которой не видно самого Художника-Человека, не понимаешь его Идеала. Да и есть ли Идеал у него? Разве что - дороже продать?

Так вот, даже в коротком автореферате Нины Петровны, на 35 фотоофсетных страничках, понимаешь, видишь, что Идеал у нее есть. И всегда был (уж я-то помню!).

Поиск истинных причин сложных, интимных взаимоотношений самых различных природных явлений, и геологических, и химических, и физических, и водных, изменяющихся во времени и в пространстве под влиянием Природы и Человека. Были и есть поиски истины, то есть - Правды. И в Науке и в Жизни.

И в ароматной заленской лиственничной тайге, около таинственно журчащих незамерзающих источников, и на шумной буровой скважине на цветущем, ровном луге дна циркообразного аласа, и в тихой, строгой лаборатории с кипящими и булькающими растворами, и в шумном, кипящем бурными страстями месткоме, и на кафедре регламентированного, чопорного ученого заседания своих и зарубежных специалистов, и на зеркально-гладких, искрящихся, голубых наледных полянах, и просто дома за семейным, дружеским столом с неисчислимыми пельменями и незабвенным керчехом... Везде не только поиски, но и нахождение Истины. А что еще Важнее этого? Что и требовалось доказать!

Поэтому я "За присуждение степени доктора наук". В добрый путь!!!

Впрочем, погодите! В официальных отзывах полагается отмечать недостатки диссертации, которые, как обычно пишут: "не умаляют высокого значения работы". Есть такие недочеты и в рассмотренной диссертации Анисимовой Н.П. - это ее скромность, отсутствие неуемного стремления скорее, скорее остепениться, точнее - одокториться. Но так как некоторые исследователи считают, что это качество, наоборот, украшает человека, то здесь у меня, увы, определенного мнения нет, да это и неважно.

Вместо печати заверяющей подлинность данного документа, пишу эти строчки от руки. Вид их, неразборчивость, будут, надеюсь, несомненным доказательством для якутских ветеранов - мерзлотоведов, что это действительно Я -

/А.Ефимов/

23 октября 1985 Москва.

PS. Принципиальный вывод данного "отзыва" получил одобрение еще одного мерзлотоведа-гидрогеолога-литератора Н.А.Вельминой, находящейся в данное время на Кавказе.

Первая страница

(c) 2001